Журналист умер и достиг дверей рая. Журналистам рай не положен; как это вышло, я не знаю. Привратник посмотрел на него и сказал:
— Вы журналист?
— Конечно, — ответил тот, — и в качестве представителя прессы я могу войти куда угодно. Впустите меня. Привратник сказал:
— Есть некоторые трудности. Во-первых, в раю у нас нет никакой газеты, потому что здесь не бывает никаких новостей — никаких преступлений, никаких пьяных, никакого насилия. Есть только святые, усохшие, застывшие на веки вечные. Какие тут могут быть новости? Всё же у нас есть квота: десять журналистов, но они уже набраны с самого начала. Вам придётся пойти к другим воротам у дороги. Журналист сказал:
— Не сделаете ли вы мне небольшое одолжение? Я покину рай через двадцать четыре часа, но дайте мне небольшой шанс, по крайней мере, сходить на экскурсию. Если вы не можете мне выдать вид на жительство, постоянную грин-карту, то, по крайней мере, можете меня впустить на двадцать четыре часа. Я прошу не слишком много. Я проделал такой большой путь, сжальтесь надо мной. И пообещайте мне кое-что: если я смогу убедить одного из десяти журналистов отправиться в ад вместо меня, позволите ли вы мне здесь остаться? Привратник сказал:
— С этим никаких проблем нет. Если вы сможете кого-нибудь убедить уйти вместо вас, то можете занять его место. Нам это всё равно: квота составляет десять человек. Этот человек сказал:
— Тогда дайте мне двадцать четыре часа.
Он вошёл и начал заговаривать со всеми встречными.
— Вы не слышали? В аду собираются выпустить новую ежедневную газету, самую большую, которая только была до сих пор? И им требуются главный редактор, редакционный совет, все возможные журналисты… Еженедельные редакторы, литературные редакторы… вы не слышали? Другие сказали:
— Мы ничего не слышали, но это потрясающе. В этом тухлом раю был опубликован только один номер газеты, давным-давно, в начале времён, но с тех пор так ничего и не происходило. Поэтому вышел только первый номер. Мы продолжаем его перечитывать снова и снова, что ещё нам остаётся? Эта новая газета звучит чудесно! И десять журналистов пришли в лихорадочное волнение. На следующий день журналист вернулся к воротам. Привратник тут же закрыл дверь и сказал:
— Оставайтесь внутри!
— Почему? — спросил журналист.
— Вы — большой хитрец. Все десять журналистов сбежали в другое место, и теперь я не могу позволить вам уйти. По крайней мере, один журналист должен здесь остаться.
Журналист сказал.
— Я не могу здесь оставаться! Вы должны позволить уйти и мне!
Привратник сказал:
— Вы что, с ума сошли? Вы же сами распустили этот слух, и он абсолютно ложен. Вы им внушили, что они получат в аду прекрасную работу, и они взволновались — но почему хотите уйти вы?
— Как знать, — сказал он, — может быть, в этом есть доля правды. Я не могу здесь оставаться и всё упустить. Вы не можете меня остановить, потому что мне не положено быть здесь; я только турист на двадцать четыре часа. Помните, это была наша изначальная договорённость — двадцать четыре часа я буду внутри, потом уйду. Вы не можете меня остановить — вы не можете нарушить собственное слово.
Но привратник пытался изо всех сил:
— Вы сами распустили этот слух; он абсолютно ложен. И не создавайте мне проблем, потому что иерархия, бюрократия меня спросит: «Где все десять журналистов?» Время от времени они проводят перепись: «Ни одного журналиста? Нет никого из квоты? Куда они делись?» По крайней мере, я могу сказать иерархии: «Вот человек, который их убедил; они сбежали. И поскольку такого никогда раньше не бывало — чтобы кто-нибудь сбежал из рая в ад — мы не запираем двери изнутри. Никто никогда не убегает; каждый может их открыть и выглянуть наружу без всяких затруднений. Кому захочется перейти в ад? Третьего места нет. Поэтому двери всегда открыты, и они сбежали. Они просто сказали мне: «До свидания, мы больше не вернёмся». Я не могу позволить вам уйти.
Но журналист был упрям. Он сказал:
— Тогда я немедленно обращусь к иерархии и разоблачу всё это дело: что я не имею права здесь находиться, у меня нет грин-карты — я просто турист — а привратник не позволяет мне выйти Вы совершили два преступления: во-первых, вы позволили мне войти; во-вторых, вы не позволяете мне выйти.
Привратник понял; это было совершенно правильно. Он сказал:
— Ладно, идите. Перепись обычно занимает вечность — здесь всё занимает вечность. Тем временем, может быть, появится какой-нибудь другой журналист. Но странно то, что вас самого убедил слух, который вы же сами создали.
Журналист сказал:
— Если в него поверили десять других журналистов, наверное, в нём что-то есть. Наверное, какая-то часть его истинна; иначе как я смог бы убедить десять журналистов, и к тому же в том, чтобы перейти из рая в ад? В нём непременно есть доля истины.

ОШО