Саша Чёрный (настоящее имя Александр Михайлович Гликберг; 1 (13) октября 1880, Одесса, Российская империя — 5 августа 1932, Ле-Лаванду, Прованс, Франция) — русский поэт Серебряного века, прозаик.

26 июля/8 августа 1914 года, в связи с объявлением войны с Германией призван в армию; зачислен в 13-й полевой запасной госпиталь. В составе Варшавского сводного полевого госпиталя № 2 отправлен на фронт.
В марте 1915 года по запросу генерал-лейтенанта К. П. Губера переведен в Санитарный отдел штаба 5-й Армии. Принимает участие в боевых действиях в районе польских городов Ломжа и Замброво.
В 1916 году переведён смотрителем госпиталя в Гатчину, а затем помощником смотрителя в 18-й полевой запасной госпиталь в Пскове. Возвращается к литературному творчеству.
В 1917году переведен в Управление военных сообщений в Пскове. После февральской революции избран начальником отдела управления комиссара Северною фронта. В конце лета 1918г., перед вступлением Красной армии в Псков, вместе с другими беженцами покидает город. 1920
В марте 1920г., принимает решение об эмиграции.


Представляю вашему вниманию несколько стихотворений поэта:
В ОПЕРАЦИОННОЙ
В коридоре длинный хвост носилок…
Все глаза слились в тревожно-скорбный
взгляд,-
Там, за белой дверью, красный ад:
Нож визжит по кости, как напилок,-
Острый, жалкий и звериный крик
В сердце вдруг вонзается, как штык…
За окном играет майский день.
Хорошо б пожить на белом свете!
Дома — поле, мать, жена и дети,-
Все темней на бледных лицах тень.

А там, за дверью, костлявый хирург,
Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,
Засучив рукава,
Взрезает острой сталью
Зловонное мясо…
Осколки костей
Дико и странно наружу торчат,
Словно кричат
От боли.
У сестры дрожит подбородок,
Чад хлороформа — как сладкая водка;
На столе неподвижно желтеет
Несчастное тело.
Пскович-санитар отвернулся,
Голую ногу зажав неумело,
И смотрит, как пьяный, на шкап…
На полу безобразно алеет
Свежим отрезом бедро.
Полное крови и гноя ведро…
За стеклами даль зеленеет — Чета голубей
Воркует и ходит бочком вдоль карниза.
Варшавское небо — прозрачная риза
Всё голубей…

Усталый хирург
Подходит к окну, жадно дымит папироской,
Вспоминает родной Петербург
И хмуро трясет на лоб набежавшей прической:
Каторжный труд!
Как дрова, их сегодня несут,
Несут и несут без конца…
1914

fotki.yandex.ru/users/borisovmitia/album/139471/

ПРИВАЛ
У походной кухни лентой — Разбитная солдатня.
Отогнув подол брезента,
Кашевар поит коня…

В крышке гречневая каша,
В котелке дымятся щи.
Небо — синенькая чаша,
Над лозой гудят хрущи.

Сдунешь к краю лист лавровый,
Круглый перец сплюнешь вбок,
Откроишь ломоть здоровый,
Ешь и смотришь на восток.

Спать? Не клонит… Лучше к речке — Гимнастерку простирать.
Солнце пышет, как из печки.
За прудом темнеет гать.

Желтых тел густая каша,
Копошась, гудит в воде…
Ротный шут, ефрейтор Яша,
Рака прячет в бороде.

А у рощицы тенистой
Сел четвертый взвод в кружок.
Русской песней голосистой
Захлебнулся бережок.

Солнце выше, песня лише:
«Таракан мой, таракан!»
А басы ворчат все тише:
«Заполз Дуне в сарафан...»
1914

fotki.yandex.ru/users/borisovmitia/album/139471/

СЕСТРА
Сероглазая женщина с книжкой присела на койку
И, больных отмечая вдоль списка на белых полях,
То за марлей в аптеку пошлет санитара Сысойку,
То, склонившись к огню, кочергой помешает в углях.

Рукавица для раненых пляшет, как хвост трясогузки,
И крючок равномерно снует в освещенных руках,
Красный крест чуть заметно вздыхает на серенькой блузке,
И, сверкая починкой, белье вырастает в ногах.

Можно с ней говорить в это время о том и об этом,
В коридор можно, шаркая туфлями, тихо уйти — Удостоит, не глядя, рассеянно-кротким ответом,
Но починка, крючок и перо не собьются с пути.

Целый день она кормит и чинит, склоняется к ранам,
Вечерами, как детям, читает больным «Горбунка»,
По ночам пишет письма Иванам, Петрам и Степанам,
И луна удивленно мерцает на прядях виска.

У нее в уголке, под лекарствами, в шкафике белом,
В грязно-сером конверте хранится армейский приказ:
Под огнем из-под Ломжи в теплушках, спокойно и смело,
Всех, в боях позабытых, она вывозила не раз.

В прошлом — мирные годы с родными в безоблачном Пскове,
Беготня по урокам, томленье губернской весны…
Сон чужой или сказка? Река человеческой крови
Отделила ее навсегда от былой тишины.

Покормить надо с ложки безрукого парня-сапера,
Казака надо ширмой заставить — к рассвету умрет.
Под палатой галдят фельдшера. Вечеринка иль ссора?
Балалайка затенькала звонко вдали у ворот.

Зачинила сестра на халате последнюю дырку,
Руки вымыла спиртом,- так плавно качанье плеча,
Наклонилась к столу и накапала капель в пробирку,
А в окошке над ней вентилятор завился, журча.
1914

fotki.yandex.ru/users/borisovmitia/album/139471/

НА ПОПРАВКЕ
Одолела слабость злая,
Ни подняться, ни вздохнуть:
Девятнадцатого мая
На разведке ранен в грудь.

Целый день сижу на лавке
У отцовского крыльца.
Утки плещутся в канавке,
За плетнем кричит овца.

Все не верится, что дома…
Каждый камень — словно друг.
Ключ бежит тропой знакомой
За овраг в зеленый луг.

Эй, Дуняша, королева,
Глянь-ка, воду не пролей!
Бедра вправо, ведра влево,
Пятки сахара белей.

Подсобить? Пустое дело!..
Не удержишь — поплыла,
Поплыла, как лебедь белый,
Вдоль широкого села.

Тишина. Поля глухие,
За оврагом скрип колес…
Эх, земля моя Россия,
Да хранит тебя Христос!
1916

fotki.yandex.ru/users/borisovmitia/album/139471/

В начале 1960-х годов благодаря стараниям Корнея Чуковского однотомники Саши Черного были изданы в Большой и Малой сериях Библиотеки поэта. Могила поэта была утеряна вследствие того, что за нее некому было платить. Жена Саши Черного, Мария Ивановна, скончалась в 1961 году. В 1978 году на кладбище Лаванду была установлена символическая памятная доска, посвященная поэту.