Попутчица в купе увидела в моих руках книгу православного содержания — и тут же, как говорится, напряглась:

— Книжка у вас, я смотрю… Вы верующая? В смысле — в церковь ходите? А я вот не хочу туда ходить. Мне не нравится, что там все за деньги. Да нет, мне этих денег не жалко, просто когда я вижу прейскурант на стене: крещение — столько-то, отпевание — столько-то, венчание без хора, с хором… Это религиозное чувство мое оскорбляет, понимаете? И всякое доверие отбивает к этой церкви.

Что ж, не она первая. Помню, как стояли пикетом напротив «Утоли моя печали» так называемые богородичники: «Мы — настоящая православная церковь, мы не торгуем благодатью, мы помним, как Христос изгнал из храма торгующих, а вон там, в той красивой церковке, об этом эпизоде почему-то забыли…»

Возразить, казалось бы, нетрудно, довод на поверхности:

— Вы входите в храм — в нем горит свет? В нем тепло — если вы пришли зимой? Вы думаете, все это для Церкви бесплатно? А люди, которые трудятся в храме — от уборщицы до настоятеля,— они должны какое-то содержание получать, как по-вашему?

Но оппоненты не сдаются. Коль скоро вопросы заданы — попробуем ответить, и заодно — помочь тем нашим читателям, которых этими вопросами периодически атакуют.

Итак, вопрос первый: почему Спаситель наш изгнал из храма торгующих (см.: Мф. 21, 12–13; Мк. 11, 15–17; Лк. 19, 45–46; Ин. 2, 14–16), а у нас, православных, нет ни одного храма без церковной лавки?

Как ни скупо сообщают евангелисты о происходившем в иерусалимском храме, мы не можем не видеть, насколько отражаемая ситуация отличается от нашей. Иерусалимский храм был — не одним из многочисленных, но единственным для евреев храмом, и содержали этот храм всем народом: существовала храмовая подать. Евреи приходили в храм, чтобы молиться и приносить жертвы согласно Закону, им нужны были жертвенные животные — козы, овцы, голуби,— и именно потому торговцы этим живым товаром плотно оккупировали храм и пространство вокруг него. Образовался восточный базар, шумный, многолюдный, особенно по праздникам. На нем торговали ради собственной прибыли, а не ради храма. А доход от нашей свечной лавки, от продажи отнюдь не овец, как вы понимаете, а свечек и книжек, остается в церкви. В храме, который, заметьте, содержит себя сам. Точнее, его содержат те, кто в нем нуждается.

Хорошо, конечно, если в стенах храма — только богослужение, а свечная лавка — где-то за этими стенами, снаружи. В некоторых вновь построенных храмах так и есть: здание для свечной лавки, трапезной, воскресной школы, бухгалтерии и т.д.— отдельно. Ну а если нет такой возможности? Если разрушены давным-давно все пристройки — одно только храмовое здание удалось Церкви вернуть, и все пространство вокруг него плотно застроено? Волей-неволей приходится продавать свечки в храме. Кстати: один мой знакомый настоятель (не в нашей епархии) попытался было запретить торговлю на время Литургии верных — от «Изыдите, оглашеннии» и до причащения мирян. Постоянные прихожане это вполне приняли. А вот те, кто заходит в храм по настроению — поставить свечку — и не обращает внимания на происходящее в нем,— те были страшно недовольны, и в конечном итоге пришлось этот запрет снять.

Вопрос второй: ну хорошо, это про свечки, а зачем прейскурант на частные требы? Как быть, если денег на крещение ребенка, или на отпевание, или даже на молебен о здравии болящего — не хватает?

Во-первых, нет никакого прейскуранта, есть — в большинстве храмов — рекомендуемые суммы пожертвований. Эту ситуацию тоже надо воспринимать реально. Процитирую Митрополита Саратовского и Вольского Лонгина, его доклад на последнем епархиальном собрании: «Мне постоянно приходится отвечать на вопросы по поводу цен и «ценников» в храмах. Я всегда говорю о том, что если у человека нет денег или даже желания платить за требы, в храме их обязаны совершить для него бесплатно. Но в то же время я не могу силой заставлять духовенство убирать эти так называемые «ценники» — предлагаемый размер пожертвования, зная, насколько сложным является финансовое положение многих наших приходов. Конечно, это не касается того, что распространяется в наших церковных лавках: книг, икон и т.д. Но фиксированные «цены» на таинства и на обряды — вещь принципиально неправильная: даром получили, даром давайте (Мф. 10, 8), говорится в Евангелии. Тем более, я должен подчеркнуть, совершение требы на дому или в храме не может быть поводом для вымогательства. В таких случаях я буду принимать самые жесткие меры вплоть до запрещения в священнослужении».

Иными словами, отнесемся к цифре рекомендуемого пожертвования как к просьбе помочь храму вот такой именно суммой — если эта сумма вам по силам. Зачастую листок с «рекомендуемыми суммами» на стенке иконной лавки — это необходимый минимум или предел возможностей храма: если цифры будут меньше, концов с концами уже не свести.

За жалобами на «ценники» в храмах зачастую стоит потребительское отношение к Церкви — как к некоей «конторе», которая стоит отдельно от нас и обязана оказывать нам услуги, причем даже бесплатно. Но Церковь — это собрание людей, это все мы, и значит, каждый из нас должен быть готов подставить плечо, понести хотя бы какую-то часть этого груза, помочь хоть немного. Кто, если не мы?
Вопрос третий. Как быть, если сталкиваешься с неправомерными действиями священника (иногда даже не священника, а свечницы или иного работника в церкви), с категорическим требованием платы, причем непомерно высокой?

Я бы сфальшивила, если бы сказала: «Так никогда не бывает». Так бывает. Среди наших священников есть разные люди. Хотя большинство, уверяю вас, соответствует своему предназначению. Столкнулись с «пастырем недобрым» — постарайтесь постоять за себя, дайте понять, что вы «в теме», что вас не обманешь, а найдет коса на камень — жалуйтесь благочинному того округа, в котором этот храм, или Правящему архиерею,— Владыка не оставит вашу жалобу без внимания, вы только что прочитали его слова.

Некоторые, правда, предпочитают другой вариант: заплатить и смириться, и не осуждать, просто помолиться, чтоб этого батюшку Господь вразумил. В таком выборе своя правда; но это не значит, что все должны так поступать.

Вопрос, а вернее, контрдовод четвертый. Да ладно вам (в смысле — Церкви) прибедняться, вы такая богатая организация, вон, храм за храмом строите, куда ни глянь — золотые купола. Да еще и недвижимость себе отвоевываете — ту, что у вас после революции забрали…

Вот это «Церковь — страшно богатая организация» засело во многих головах с советских еще времен и никак почему-то не уходит: все мерещатся какие-то сундуки с золотом. К сведению: Церковь как хозяйствующий субъект стоит на ногах, но никакой «богатой организацией» она не является. Все наши храмы строятся на средства жертвователей. А жертвователи бывают разные. Таких, для которых построить храм — счастье, не так много. Один мой знакомый настоятель (в нашей уже епархии) говорит, что за годы строительства храма, в котором сейчас служит, стал профессиональным нищим: «Хожу и выпрашиваю. И выслушиваю, что мне при этом говорят». Такой вот богач — с протянутой рукой и бесконечной кротостью.

Возвращаемая недвижимость не приносит Церкви денег, напротив, она ставит перед нею все новые материальные проблемы. Мы, сотрудники информационно-издательского отдела мит­рополии, очень хорошо это видим, поскольку сами работаем в возвращенном здании, требующем капитального ремонта.

Вопрос пятый, самый сложный. Неужели только за счет торговли и платы за требы можно содержать храм? Разве не должна его содержать община — на свои средства? Вот, неслучайно же заговорили о церковной десятине…

О церковной десятине говорят периодически. Ничего удивительного в том, что эта тема возникает, нет. Мы давно привыкли к тому, что о храме, в том числе и о его материальном состоянии, должен заботиться настоятель, община же — даже если она есть, сложилась, активна и сознательна — играет роль в лучшем случае вспомогательную, не идет дальше предпасхальной уборки и разбивки клумб. Меж тем на Западе у православных общин ситуация иная: можете солидарно содержать храм и священника — значит, будет у вас и храм, и священник; не можете, не хватает сил — не будет, только и всего. Нашим прихожанам, за редким исключением, такая ответственность и не снилась: за них отвечает клир. И это действительно перекос. Но выправить его с помощью вводимой десятины, конечно, нереально. В Православной Церкви сегодня нет жесткого членства, как в партии; степень принадлежности к Церкви — это дело христианской совести каждого из нас. Так же, как и помощь храму. Представьте, что будет, если мы попытаемся навязать людям такое членство с целью организации налогообложения: «Ты регулярно бываешь в храме, исповедуешься и причащаешься? Плати десятину. Ты зашел только поставить свечку? Можешь не платить. А ты уже два раза замечен в очереди на исповедь — не пора ли тебе поделиться доходом?». Дискуссия, возникшая в православном Интернете, показывает: большинство священников считает, что помощь храму должна быть исключительно добровольным делом, делом любви. Один из упомянутых выше настоятелей говорил мне, что знает людей, которые регулярно приносят и опускают в церковный ящик для пожертвований именно десятину — десятую часть своего дохода. Но это их свободный выбор, и об этом, как правило, не известно никому, кроме них самих и их духовника.

А требовать, чтобы кто-то другой платил десятину и содержал таким образом Церковь, а тебе в этой Церкви предоставляли бы все бесплатно… Это уж совсем странно.

Думается, однако, что все эти разговоры про деньги — только одно из бесчисленных самооправданий человека, подсознательно чувствующего Божий упрек: вот он, храм Мой, рядом с домом твоим, почему не приходишь?

Источник.